Словом, мы имеем здесь дело не просто с очередным голодом, а с глубоким кризисом, который годами незаметно подготавливался экономической революцией и в результате неурожая принял лишь острую форму. Но этот острый кризис в свою очередь снова становится хроническим и угрожает затянуться на долгие годы. В экономическом отношении кризис ускоряет разложение старокоммунистической крестьянской общины, обогащение деревенских ростовщиков (kulaki), превращение их в крупных землевладельцев и вообще переход земельных владений дворянства и крестьян в руки новой буржуазии.
Для Европы этот кризис означает пока мир. Воинственный пыл России парализован на ряд лет. Вместо того чтобы миллионы солдат умирали на полях сражений, миллионы русских крестьян умирают с голоду. Чем, однако, все это кончится для русского деспотизма? Поживем — увидим.
РЕДАКЦИИ ГАЗЕТЫ «VOLKSFREUND» [259]
Лондон, 13 ноября 1891 г.
Дорогие товарищи!
Примите мою самую искреннюю благодарность за ваше любезное приглашение на празднование десятилетнего юбилея газеты «Volksfreund». К сожалению, я не могу на нем присутствовать лично, так как меня удерживает здесь работа над третьим томом «Капитала» Маркса, томом, который должен, наконец, выйти в свет. Так что пусть заменят меня эти строки.
Я пользуюсь, однако, возможностью, чтобы от всего сердца поздравить вас с вашим славным юбилеем. Я знаю, чего стоит в течение десяти лет поддерживать существование такого боевого социал-демократического органа, как «Volksfreund», в условиях австрийских законов о печати и других полицейских законов, и я имею представление также, по крайней мере в общих чертах, о жертвах, которые за эти десять лет пришлось ради этого принести. И то, что вы, вопреки всему, сумели сохранить газету, тем более делает вам честь; ведь австрийское законодательство о печати, исходящее из того, что органы имущих классов в общем и целом не представляют опасности, направлено, по-видимому, именно на то, чтобы посредством давления на денежные средства рабочих газет либо довести их до разорения, либо сделать послушными. И если рабочие Брюнна, несмотря на это финансовое давление, сумели все же выпускать свою газету в течение целых десяти лет, ни в какой мере не отрекаясь при этом от своего знамени, то это — еще одно доказательство той выдержки и того духа самопожертвования, которые можно теперь встретить только среди рабочих.
Я не могу закончить эти строки, не выразив еще раз своей великой радости по поводу того, что в то время как младочешские [260] и старонемецкие буржуа повсюду враждуют между собой, чешские и немецкие рабочие единодушно, плечо к плечу ведут борьбу за освобождение всего пролетариата.
Еще раз сердечно благодарю и поздравляю вас
Ваш старый
Фр. Энгельс
Напечатано в газете «Volksfreund» № 22, 25 ноября 1891 г.
Печатается по тексту газеты, сверенному с черновой рукописью
Перевод с немецкого
СОПРОВОДИТЕЛЬНОЕ ПИСЬМО К ЗАЯВЛЕНИЮ РЕДАКТОРУ ГАЗЕТЫ «DAILY CHRONICLE»
Милостивый государь!
Ради восстановления исторической правды я прошу Вас напечатать прилагаемый ответ [См настоящий том, стр. 268–269. Ред.] на одно из самых гнусных клеветнических измышлений, когда-либо состряпанных [261] .
Я сожалею, что «Daily Chronicle», оказавшая такие большие услуги рабочему классу Англии, позволяет своим иностранным корреспондентам распространять клеветнические измышления о рабочем движении на континенте и его вождях.
С совершенным почтением
Написано 17 ноября 1891 г.
Впервые опубликовано на русском языке в Сочинениях К. Маркса и Ф. Энгельса, 1 изд., т. XXVIII. 1940 г.
Печатается по черновой рукописи
Перевод с английского
О ПОКОЙНОЙ г-же МАРКС
Милостивый государь!
Сегодня в утреннем выпуске Вашей газеты Ваш парижский корреспондент, наряду с другими ложными сообщениями, касающимися семьи моего покойного друга Карла Маркса, утверждает, что после падения Коммуны французский министр юстиции отдал приказ арестовать г-на Поля Лафарга, только что избранного депутатом в Лилле. Далее корреспондент продолжает:
«Г-жа Маркс, как говорят, в это время указала властям местонахождение одного склада оружия с условием, что оставят в покое ее зятя. После этого г-н Лафарг перешел испанскую границу».
Так как г-жи Эвелинг, дочери г-жи Маркс, в данный момент нет в Лондоне, то обязанность опровергнуть вышеуказанное клеветническое обвинение против ее матери ложится на меня. Факты таковы. Когда г-н Лафарг со своей женой [Лаурой Лафарг. Ред.] и двумя свояченицами [Женни и Элеонорой Маркс. Ред.] находился в Баньер-де-Люшоне, один дружески расположенный к нему чиновник республиканской полиции предупредил его о грозящем ему аресте. В тот же день Лафарг бежал в Испанию, перебравшись верхом через Пиренеи [262] . Г-жа Маркс находилась тогда в Лондоне, поэтому она не могла, даже если бы и имела такие намерения, вмешаться в пользу Лафарга и выдать ради этого французскому правительству что бы то ни было. Вся эта история с мнимым складом оружия — просто басня, сочиненная для того, чтобы очернить память женщины, которая в силу присущего ей благородства и самоотверженности была совершенно не способна на низкий поступок. Остаюсь, милостивый государь, Ваш покорный слуга
Фридрих Энгельс
122, Ридженто-парк-род, Норд-Уэст, 17 ноября
Напечатано в газете «Daily Chronicle» № 9269, 26 ноября 1891 г.
Печатается по тексту газеты, сверенному с черновой рукописью
Перевод с английского
ПЕВЧЕСКОМУ КРУЖКУ ЛОНДОНСКОГО КОММУНИСТИЧЕСКОГО ПРОСВЕТИТЕЛЬНОГО ОБЩЕСТВА НЕМЕЦКИХ РАБОЧИХ [263]
ТОТТЕНХЕМ-СТРИТ
122, Риджентс-парк-род, Норд-Уэст, 28 ноября 1891 г.
Уважаемые товарищи!
Г-жа Каутская только что сообщила мне, что мой друг Лесснер уведомил ее о вашем намерении устроить мне сегодня вечером музыкальное чествование по случаю семьдесят первого года со дня моего рождения. Но я еще раньше условился с одним из моих друзей провести этот вечер у него, и так как туда приглашены также и другие лица, то отменить это теперь уже абсолютно невозможно. Поэтому, как это ни жаль, но сегодня вечером я не смогу быть дома.
Таким образом, уважаемые товарищи, мне приходится лишь письменно выразить вам свою искреннюю благодарность за ваше столь дружеское и почетное для меня намерение и одновременно свое сожаление по поводу того, что я не был заранее осведомлен о вашем замысле. И Маркс и я всегда были против всяких публичных демонстраций, посвященных отдельным лицам; это допустимо разве только в том случае, когда таким путем может быть достигнута какая-нибудь значительная цель; но больше всего мы были против таких демонстраций, которые при нашей жизни касались бы лично нас. Следовательно, если бы я имел хоть малейшее представление о том, что мне готовится подобное чествование, я поспешил бы заблаговременно обратиться с покорнейшей, но самой настоятельной просьбой, чтобы товарищи певцы отказались от осуществления этого намерения. К сожалению, мне стало известно об этом только сегодня, и если я против своей воли поставлен в необходимость помешать осуществлению вашего столь дружеского и почетного для меня замысла, то я могу лишь, насколько возможно, исправить это заверением, что те немногие годы, на которые я могу еще рассчитывать, и все те силы, которыми я еще располагаю, по-прежнему будут всецело посвящены великому делу, которому я служу вот уже почти пятьдесят лет, — делу международного пролетариата.